Русский ученый с и ожегов. Спасибо ожегову - человеку и словарю. Ожегов: биография для детей

Подданство: Страна:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дата смерти: Отец:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Мать:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Супруг:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Супруга:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дети:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Награды и премии:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Автограф:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сайт:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Разное:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). [[|Произведения]] в Викитеке

Серге́й Ива́нович Óжегов (9 (22) сентября , пос. Каменное , Тверская губерния - 15 декабря , Москва) - советский лингвист , лексикограф , доктор филологических наук , профессор . Автор выдержавшего множество изданий «Толкового словаря русского языка ». Один из составителей «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940).

Биография

Основатель и первый заведующий сектором культуры речи (с 1952 года).

Основные труды посвящены русской лексикологии и лексикографии, истории русского литературного языка, социолингвистике, культуре русской речи, языку отдельных писателей (П. А. Плавильщикова , И. А. Крылова , А. Н. Островского) и других.

Редактор «Орфографического словаря русского языка» (1956, 5 изд., 1963), словарей-справочников «Русское литературное произношение и ударение» (1955), «Правильность русской речи» (1962). Основатель и главный редактор сборников «Вопросы культуры речи» (1955-1965).

По инициативе Сергея Ивановича Ожегова в 1958 году в была создана Справочная служба русского языка , отвечающая на запросы организаций и частных лиц, касающиеся правильности русской речи.

Ожегов был членом Комиссии Моссовета по наименованию учреждений и улиц Москвы, Предметной комиссии по русскому языку Министерства просвещения РСФСР, заместителем председателя Комиссии Академии наук по упорядочению написания и произношения иноязычных собственных и географических наименований, научным консультантом Всероссийского театрального общества , Гостелерадио СССР ; членом Орфографической комиссии АН, готовившей «Правила русской орфографии и пунктуации».

В год 90-летия со дня рождения учёного (1990) Президиумом АН СССР был избран вместе с Н. Ю. Шведовой лауреатом премии имени А. С. Пушкина за работу «Словарь русского языка » .

Работа над словарями

В 1935 году блестящей когортой русских лингвистов: В. В. Виноградов , Г. О. Винокур , Б. А. Ларин , С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский - во главе с Д. Н. Ушаковым была начата работа над прославленным Толковым словарём русского языка . Именно для ускорения работы над этим словарём С. И. Ожегов и переехал из Ленинграда в Москву. Он стал ближайшим помощником Д. Н. Ушакова, сотрудничество с которым оставило глубокий след в творчестве Сергея Ивановича. Он был верен памяти учителя всю жизнь: портрет Д. Н. Ушакова всегда стоял на рабочем столе профессора. В своих заметках о тридцатилетии со времени начала работы над «Толковым словарём» под ред. Д. Н. Ушакова, С. И. Ожегов отмечал: «Толковый словарь под ред. Д. Н. Ушакова стал знаменем русской языковой культуры нашего времени… и получил мировую известность, особенно выросшую в послевоенные годы».

На основе четырёхтомного «Толкового словаря…» С. И. Ожегов создал типовой словник для русско-национальных словарей, что было чрезвычайно важно для развивающейся в национальных республиках лексикографии. Этот словник служил существенным практическим пособием для составления двуязычных словарей.

В 1939-1940 гг. началась работа над однотомным словарём, утверждён план его издания и образована редакция во главе с Д. Н. Ушаковым. После его смерти в 1942 году основную авторскую работу в словаре выполнял С. И. Ожегов. В составлении первого издания принимал участие Г. О. Винокур и В.А. Петросян .

Однотомный словарь вышел в свет в 1949 году . Этим словарём С. И. Ожегов воздвиг себе народный, воистину «рукотворный» памятник. Имя С. И. Ожегова стало в один ряд с именами В. И. Даля и Д. Н. Ушакова .

Словарь с исправлениями и обновлениями переиздавался неоднократно, из них шесть прижизненных изданий автора, с 1992 года - при участии Н. Ю. Шведовой . Уже в советское время словарь Ожегова был книгой для миллионов. Он фиксирует современную общеупотребительную лексику, демонстрирует сочетаемость слов и типичные фразеологизмы. Словник словаря Ожегова лёг в основу многих переводных словарей.

Библиография

Электронные версии словарей

  • (классический и полнотекстовый поиск слов и выражений)
  • (с удобным поиском)

Напишите отзыв о статье "Ожегов, Сергей Иванович"

Литература

  • Скворцов Л. И. «С. И. Ожегов». - М.: Издательство «Просвещение », 1982. - (Люди науки)

Примечания

Ссылки

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Ожегов, Сергей Иванович

– Мама всё здесь же, – малышка смутилась.– Просто она очень часто злится... И теперь у нас нет защиты. Теперь мы совсем одни...
Мы со Стеллой переглянулись... Чувствовалось, что обоих одновременно посетила та же самая мысль – Светило!.. Он был сильным и добрым. Оставалось только надеяться, что у него возникнет желание помочь этой несчастной, одинокой девчушке, и стать её настоящим защитником хотя бы до тех пор, пока она вернётся в свой «хороший и добрый» мир...
– А где теперь этот страшный человек? Ты знаешь, куда он ушёл? – нетерпеливо спросила я. – И почему он не взял-таки с собой твою маму?
– Не знаю, наверное, он вернётся. Я не знаю, куда он пошёл, и я не знаю, кто он такой. Но он очень, очень злой... Почему он такой злой, девочки?
– Ну, это мы узнаем, обещаю тебе. А теперь – хотела бы ты увидеть хорошего человека? Он тоже здесь, но, в отличие от того «страшного», он и правда очень хороший. Он может быть твоим другом, пока ты здесь, если ты, конечно, этого захочешь. Друзья зовут его Светило.
– О, какое красивое имя! И доброе...
Мария понемножечку начала оживать, и когда мы предложили ей познакомиться с новым другом, она, хоть и не очень уверенно, но всё-таки согласилась. Перед нами появилась уже знакомая нам пещера, а из неё лился золотистый и тёплый солнечный свет.
– Ой, смотрите!.. Это же солнышко?!.. Оно совсем, как настоящее!.. А как оно попало сюда? – ошарашено уставилась на такую необычную для этого жуткого места красоту, малышка.
– Оно и есть настоящее, – улыбнулась Стелла. – Только его создали мы. Иди, посмотри!
Мария робко скользнула в пещеру, и тут же, как мы и ожидали, послышался восторженный визг...
Она выскочила наружу совершенно обалдевшая и от удивления всё никак не могла связать двух слов, хотя по её распахнутым от полного восторга глазам было видно, что сказать ей уж точно было что... Стелла ласково обняла девочку за плечи и вернула её обратно в пещеру... которая, к нашему величайшему удивлению, оказалась пустой...
– Ну и где же мой новый друг? – расстроено спросила Мария. – Разве вы не надеялись его здесь найти?
Стелла никак не могла понять, что же такое могло произойти, что заставило бы Светило покинуть свою «солнечную» обитель?..
– Может что-то случилось? – задала совершенно глупый вопрос я.
– Ну, естественно – случилось! Иначе он бы никогда отсюда не ушёл.
– А может здесь тоже был тот злой человек? – испуганно спросила Мария.
Честно признаться, у меня тоже мелькнула такая мысль, но высказать её я не успела по той простой причине, что, ведя за собой троих малышей, появился Светило... Детишки были чем-то смертельно напуганы и, трясясь как осенние листики, боязливо жались к Светилу, боясь от него отойти хоть на шаг. Но детское любопытство вскоре явно пересилило страх, и, выглядывая из-за широкой спины своего защитника, они удивлённо рассматривали нашу необычную тройку... Что же касалось нас, то мы, забыв даже поздороваться, вероятно, с ещё большим любопытством уставились на малышей, пытаясь сообразить, откуда они могли взяться в «нижнем астрале», и что же всё-таки такое здесь произошло...
– Здравствуйте, милые... Не надо вам было сюда приходить. Что-то нехорошее здесь происходит... – ласково поздоровался Светило.
– Ну, хорошего здесь вряд ли можно было бы ожидать вообще... – грустно усмехнувшись, прокомментировала Стелла. – А как же получилось, что ты ушёл?!... Ведь сюда любой «плохой» мог за это время явиться, и занять всё это...
– Что ж, тогда ты бы обратно всё «свернула»... – просто ответил Светило.
Тут уж мы обе на него удивлённо уставились – это было самое подходящее слово, которое можно было употребить, называя данный процесс. Но откуда его мог знать Светило?!. Он ведь ничего в этом не понимал!.. Или понимал, но ничего об этом не говорил?...
– За это время много воды утекло, милые... – как бы отвечая на наши мысли, спокойно произнёс он. – Я пытаюсь здесь выжить, и с вашей помощью начинаю кое-что понимать. А что привожу кого, так не могу я один такой красотой наслаждаться, когда всего лишь за стеной такие малые в жутком ужасе трясутся... Не для меня всё это, если я не могу помочь...
Я взглянула на Стеллу – она выглядела очень гордой, и, конечно же, была права. Не напрасно она создавала для него этот чудесный мир – Светило по-настоящему его стоил. Но он сам, как большое дитя, этого совершенно не понимал. Просто его сердце было слишком большим и добрым, и не желало принимать помощь, если не могло делиться ею с кем-то другим...
– А как они здесь оказались? – показывая на испуганных малышей, спросила Стелла.
– О, это длинная история. Я время от времени их навещал, они к отцу с матерью с верхнего «этажа» приходили... Иногда к себе забирал, чтобы от беды уберечь. Они же малые, не понимали, насколько это опасно. Мама с папой были здесь, вот им и казалось, что всё хорошо... А я всё время боялся, что опасность поймут, когда уже поздно будет... Вот и случилось только что это же самое «поздно»...
– А что же такого их родители натворили, что попали сюда? И почему они все «ушли» одновременно? Они погибли что ли? – не могла остановиться, сердобольная Стелла.
– Чтобы спасти своих малышей, их родителям пришлось убить других людей... За это здесь и платили посмертно. Как и все мы... Но сейчас их уже и здесь больше нет... Их нигде нет более... – очень грустно прошептал Светило.
– Как – нет нигде? А что же случилось? Они что – и здесь сумели погибнуть?! Как же такое случилось?.. – удивилась Стелла.
Светило кивнул.
– Их убил человек, если «это» можно назвать человеком... Он чудовище... Я пытаюсь найти его... чтобы уничтожить.
Мы сразу же дружно уставились на Марию. Опять это был какой-то страшный человек, и опять он убивал... Видимо, это был тот же самый, кто убил её Дина.
– Вот эта девочка, её зовут Мария, потеряла свою единственную защиту, своего друга, которого тоже убил «человек». Я думаю, это тот же самый. Как же мы можем найти его? Ты знаешь?
– Он сам придёт... – тихо ответил Светило, и указал на жмущихся к нему малышей. – Он придёт за ними... Он их случайно отпустил, я ему помешал.
У нас со Стеллой поползли по спинам большие-пребольшие, шипастые мурашки...
Это звучало зловеще... А мы ещё не были достаточно взрослыми, чтобы кого-то так просто уничтожать, и даже не знали – сможем ли... Это в книгах всё очень просто – хорошие герои побеждают чудовищ... А вот в реальности всё гораздо сложнее. И даже если ты уверен, что это – зло, чтобы побеждать его, нужна очень большая смелость... Мы знали, как делать добро, что тоже не все умеют... А вот, как забирать чью-то жизнь, даже самую скверную, научиться ни Стелле, ни мне, пока ещё как-то не пришлось... И не попробовав такое, мы не могли быть совершенно уверены, что та же самая наша «смелость» в самый нужный момент нас не подведёт.
Я даже не заметила, что всё это время Светило очень серьёзно за нами наблюдает. И, конечно же, наши растерянные рожицы ему говорили обо всех «колебаниях» и «страхах» лучше, чем любая, даже самая длинная исповедь...
– Вы правы, милые – не боятся убить лишь глупцы... либо изверги... А нормальный человек к этому никогда не привыкнет... особенно, если даже ещё не пробовал никогда. Но вам не придётся пробовать. Я не допущу... Потому что, даже если вы, праведно кого-то защищая, мстить будете, оно сожжёт ваши души... И уже больше никогда прежними не будете... Вы уж поверьте мне.
Вдруг прямо за стеной послышался жуткий хохот, своей дикостью леденящий душу... Малыши взвизгнули, и все разом бухнулись на пол. Стелла лихорадочно пыталась закрыть пещеру своей защитой, но, видимо от сильного волнения, у неё ничего не получалось... Мария стояла не двигаясь, белая, как смерть, и было видно, что к ней возвращалось состояние недавно испытанного шока.
– Это он... – в ужасе прошептала девчушка. – Это он убил Дина... И он убьёт всех нас...
– Ну это мы ещё посмотрим. – нарочито, очень уверенно произнёс Светило. – Не таких видели! Держись, девочка Мария.
Хохот продолжался. И я вдруг очень чётко поняла, что так не мог смеяться человек! Даже самый «нижнеастральный»... Что-то в этом всём было неправильно, что-то не сходилось... Это было больше похоже на фарс. На какой-то фальшивый спектакль, с очень страшным, смертельным концом... И тут наконец-то меня «озарило» – он не был тем человеком, которым выглядел!!! Это была всего лишь человеческая личина, а нутро было страшное, чужое... И, была не была, – я решила попробовать с ним бороться. Но, если бы знала исход – наверное, не пробовала бы никогда...
Малыши с Марией спрятались в глубокой нише, которую не доставал солнечный свет. Мы со Стеллой стояли внутри, пытаясь как-то удержать, почему-то всё время рвущуюся, защиту. А Светило, стараясь сохранить железное спокойствие, встречал это незнакомое чудище у входа в пещеру, и как я поняла, не собирался его туда пропускать. Вдруг у меня сильно заныло сердце, будто в предчувствии какой-то большой беды....
Полыхнуло яркое синее пламя – все мы дружно ахнули... То, что минуту назад было Светилом, за одно лишь коротенькое мгновение превратилось в «ничто», даже не начав сопротивляться... Вспыхнув прозрачным голубым дымком, он ушёл в далёкую вечность, не оставив в этом мире даже следа...
Мы не успели испугаться, как сразу же за происшедшим, в проходе появился жуткий человек. Он был очень высоким и на удивление... красивым. Но всю его красоту портило мерзкое выражение жестокости и смерти на его утончённом лице, и ещё было в нём какое-то ужасающее «вырождение», если можно как-то такое определить... И тут, я вдруг вспомнила слова Марии про её «ужастика» Дина. Она была абсолютно права – красота может быть на удивление страшной... а вот доброе «страшное» можно глубоко и сильно полюбить...
Жуткий человек опять дико захохотал...
Его хохот болезненным эхом повторялся в моём мозгу, впиваясь в него тысячами тончайших игл, а моё немеющее тело слабело, постепенно становясь почти что «деревянным», как под сильнейшим чужеродным воздействием... Звук сумасшедшего хохота фейерверком рассыпался на миллионы незнакомых оттенков, тут же острыми осколками возвращаясь обратно в мозг. И тут я наконец-то поняла – это и правда было нечто наподобие мощнейшего «гипноза», что своим необычным звучанием постоянно наращивало страх, заставляя нас панически бояться этого человека.
– Ну и что – долго вы собираетесь хохотать?! Или говорить боитесь? А то нам надоело вас слушать, глупости всё это! – неожиданно для самой себя, грубо закричала я.
Я понятия не имела, что на меня нашло, и откуда у меня вдруг взялось столько смелости?! Потому, что от страха уже кружилась голова, а ноги подкашивались, как будто я собиралась сомлеть прямо сейчас, на полу этой же самой пещеры... Но недаром ведь говорят, что иногда от страха люди способны совершать подвиги... Вот и я, наверное, уже до того «запредельно» боялась, что каким-то образом сумела забыть про тот же самый страх... К счастью, страшный человек ничего не заметил – видимо его вышиб тот факт, что я посмела вдруг с ним так нагло заговорить. А я продолжала, чувствуя, что надо во что бы то ни стало быстрее разорвать этот «заговор»...
– Ну, как, чуточку побеседуем, или вы и можете всего только хохотать? Говорить-то вас научили?..
Я, как могла, умышленно его злила, пытаясь выбить из колеи, но в то же время дико боялась, что он нам таки покажет, что умеет не только говорить... Быстро глянув на Стеллу, я попыталась передать ей картинку, всегда спасавшего нас, зелёного луча (этот «зелёный луч» означал просто очень плотный, сконцентрированный энергетический поток, исходящий от зелёного кристалла, который когда-то подарили мне мои далёкие «звёздные друзья», и энергия коего видимо сильно отличалась качеством от «земной», поэтому срабатывало оно почти всегда безотказно). Подружка кивнула, и пока страшный человек не успел опомниться, мы дружно ударили его прямо в сердце... если оно, конечно, там вообще находилось... Существо взвыло (я уже поняла, что это не человек), и начало корчиться, как бы «срывая» с себя, так мешавшее ему, чужое «земное» тело... Мы ударили ещё. И тут вдруг увидели уже две разные сущности, которые плотно сцепившись, вспыхивая голубыми молниями, катались на полу, как бы пытаясь друг друга испепелить... Одна из них была той же красивой человеческой, а вторая... такого ужаса невозможно было нормальным мозгом ни представить, ни вообразить... По полу, яро сцепившись с человеком, каталось что-то невероятно страшное и злое, похожее на двухголовое чудище, истекающее зелёной слюной и «улыбающееся» оскаленными ножеобразными клыками... Зелёное, чешуйчато-змеевидное тело ужасающего существа поражало гибкостью и было ясно, что человек долго не выдержит, и что, если ему не помочь, то жить осталось этому бедняге всего ничего, даже и в этом ужасном мире...

Ожегов Сергей Иванович (1900—1964) — лингвист, лексикограф, доктор филологических наук, профессор.

Сергей Ожегов родился 22(9) сентября 1900 года в посёлке Каменное (ныне город Кувшиново) Тверской губернии в семье инженера-технолога Каменской бумажно-картонной фабрики — Ивана Ивановича Ожегова. Сергей Иванович был старшим из трёх братьев. В канун Первой мировой войны семья переехала в Петроград, где Сергей закончил гимназию. Затем он поступил на филологический факультет Ленинградского университета, но занятия вскоре были прерваны — Ожегова призвали на фронт. Он участвовал в боях на западе России, на Украине. В 1922 году Ожегов окончил военную службу в штабе Харьковского военного округа и сразу же приступил к занятиям на факультете языкознания и материальной культуры Ленинградского университета. В 1926 году преподаватели университета Виктор Виноградов и Лев Щерба рекомендовали его в аспирантуру Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока.

В 1936 году Ожегов переехал в Москву. С 1937 года преподавал в московских вузах (МИФЛИ, МГПИ). С 1939 года Ожегов — научный сотрудник Института языка и письменности, Института русского языка, Института языкознания АН СССР.

Во время Второй мировой войны Ожегов не эвакуировался из столицы, а остался преподавать.

Основатель и первый заведующий сектором культуры речи Института русского языка АН СССР (с 1952).

Один из составителей «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935—1940). Автор одного из самых известных и популярных русских словарей — однотомного «Словаря русского языка» (1949, с исправлениями и обновлениями переиздавался неоднократно, с 1992 — при участии Н. Ю. Шведовой); словарь Ожегова фиксирует современную общеупотребительную лексику, демонстрирует сочетаемость слов и типичные фразеологизмы. Словник словаря Ожегова лёг в основу многих переводных словарей.

Основные труды посвящены русской лексикологии и лексикографии, истории русского литературного языка, социолингвистике, культуре русской речи, языку отдельных писателей (П. А. Плавильщикова, И. А. Крылова, А. Н. Островского) и других.

Редактор «Орфографического словаря русского языка» (1956, 5 изд., 1963), словарей-справочников «Русское литературное произношение и ударение» (1955), «Правильность русской речи» (1962). Основатель и главный редактор сборников «Вопросы культуры речи» (1955—1965).

По инициативе Сергея Ивановича Ожегова в 1958 году в Институте русского языка была создана Справочная служба русского языка, отвечающая на запросы организаций и частных лиц, касающихся правильности русской речи.

Ожегов был членом Комиссии Моссовета по наименованию учреждений и улиц Москвы, Предметной комиссии по русскому языку Министерства просвещения РСФСР, заместителем председателя Комиссии Академии наук по упорядочению написания и произношения иноязычных собственных и географических наименований, научным консультантом Всероссийского театрального общества, Гостелерадио; членом Орфографической комиссии АН, готовившей «Правила русской орфографии и пунктуации».

Умер Сергей Иванович Ожегов в Москве 15 декабря 1964 года. Урна с его прахом покоится в стене некрополя Новодевичьего кладбища.

В истории отечественной филологии XX века есть страницы, казалось бы, всем хорошо известные. Не потому ли при произнесении имен академиков А.А. Шахматова и Л.В. Щербы, Б.А. Ларина и В.В. Виноградова, профессоров Н.Н. Дурново, И.Г. Голанова и многих других всегда возникает благоговейное чувство уважения и восхищения перед их учеными трудами и немалыми человеческими подвигами. Ведь жили они в сложную эпоху, крушившую одно и прославлявшую другое.

Остаться в те неспокойные годы самим собой, сохранив веру в науку и ее традиции, быть преданным и последовательным в своих поступках — все же смогли немногие. Среди этих имен уже более полувека у всех на устах имя Сергея Ивановича Ожегова - историка русского литературного языка и лексиколога, педагога, мудрого наставника и просто живого и близкого многим из нас человека.

И если ученые труды его составили веху в развитии отечественной науки и продолжают до сих пор обсуждаться, то его облик, знакомый, пожалуй, еще со студенческих лет каждому филологу, - облик благообразного, мягкого, обаятельного в своей непосредственности интеллигента старого поколения с классической бородкой и внимательным, как бы изучающим взглядом, - с годами, как ни печально это признать, тускнеет. Не оттого ли, что мы стали забывать своих учителей, раздираемые перипетиями нынешнего сложного времени (а были ли когда-нибудь другие времена?). Или же - иные, став уже, не без помощи С.И. Ожегова, известными учеными, махнули рукой на то прошлое, не в силах отказаться от амбиций настоящего.

Наш очерк, надеемся, в какой-то мере восполнит этот неприглядный пробел - пустоту нашей памяти - памяти, в которой порой не находится места значительному и яркому, а мирская (или мерзкая) суета захватила наши души... В этом отчасти заключается и парадокс христианина, который сложно осознать и прочувствовать современному человеку, лишенному остроты и глубины ощущения жизни и тех страданий и лишений, которые преподносит судьба за благие поступки, бескорыстную помощь, живое соучастие и неравнодушие к окружающим людям.

Об этом хорошо сказал Павел Флоренский, испытавший на себе горькую чашу жизни христианина в России. И его слова, столь пронзительные и точные, содержат особенную мудрость - мудрость, которую в немалой мере несли «в себе» забытые нами Учителя: «Свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни, основная аксиома ее. Внутренне сознаешь его непреложность и всеобщность, но при столкновении с действительностью в каждом частном случае бываешь поражен, как чем-то неожиданным и новым».

Сергей Иванович Ожегов родился 23 сентября (по новому стилю) 1900 года в поселке Каменное Новоторжского уезда Тверской губернии, где отец его, Иван Иванович Ожегов, работал инженером-технологом на местной фабрике. У С.И. Ожегова (он был старший из детей) были два брата: средний Борис и младший Евгений. Если взглянуть на фотографии, где С.И. Ожегов изображен 9-летним ребенком, затем 16-летним юношей и, наконец, уже взрослым мужчиной, то можно заметить внешнее сходство, идущее, кажется, из тех далеких времен: это удивительные, живые, горящие, «электрические» глаза, по-детски непосредственные, но даже на ранней карточке - мудрые, как бы вобравшие в себя родовую ответственность и, если угодно, предопределенную свыше принадлежность к тому, непопулярному ныне классу «средних» людей, кого называют иногда презрительно учеными, мыслителями, исследователями.

В канун Первой мировой войны семья С.И. Ожегова переезжает в Петроград, где он оканчивает гимназию. Любопытный эпизод этого времени нам поведала Наталия Сергеевна Ожегова. При всей его простоте и, мы бы сказали, наготе, случай весьма милый, характеризующий сообразительность и, возможно, уже тогда проявившиеся филологические способности. В их гимназии преподавал француз, не знавший русского языка, и ученики любили подшучивать над ним. Сережа, живой и восприимчивый мальчик, нередко, как и его однокашники, спрашивал учителя: «Месье, можно в сортир?» И тот, конечно же, отвечал: «Да, пожалуйста, выйдите» («Сортир» по-французски означает «выходить»).

По словам Сергея Сергеевича Ожегова, сына ученого, у него была «бурная, горячая молодость»: он увлекался футболом, только-только входившим тогда в моду, состоял в спортивном обществе. Его красивый мужской стан, довольно высокий рост и хорошая закалка в дальнейшем немало помогали ему. «Еще почти мальчишкой» он вступил в партию эсеров.

В 1918 году Сергей Ожегов поступает в университет. Потом он редко рассказывал о связи своих «генеалогических корней» с увлеченностью именно филологией. И понятно почему: едва ли было возможно в те годы говорить и даже упоминать вслух о том, что в роду были особы духовного сана.

Мать Сергея Ивановича, Александра Федоровна (в девичестве Дегожская), приходилась внучатой племянницей известному филологу и педагогу, профессору Петербургского университета, протоиерею Герасиму Петровичу Павскому (1787-1863). Его «Филологические наблюдения над составом русского языка» были при жизни автора удостоены Демидовской премии и изданы дважды. Так Императорская Академия наук почтила труд уважаемого русского ученого, быть может, в силу своих «духовных» обязательств понявшего строй и дух языка шире и яснее, чем многие талантливые современники. Его почитали, с ним не раз обсуждали проблемы филологии многие ученейшие мужи: и А.Х. Востоков, и И.И. Срезневский, и Ф.И. Буслаев.

Конечно же, об этом знал С.И. Ожегов. Думаем, что он не просто это знал по рассказам своей матушки, но ощущал в себе внутреннюю потребность продолжить дело великого предка. Потому «филологический» выбор был для молодого С.И. Ожегова сознательным и вполне определенным. Тогда, заметим, надо было иметь и немалое мужество, чтобы в голодные, страшные годы посвятить свое будущее науке.

Но начавшиеся занятия были скоро прерваны, и С.И. Ожегов был призван на фронт. Раньше биографы ученого писали: «Юный Сергей Ожегов в 1917 г. с восторгом встретил свержение самодержавия и Великую Октябрьскую социалистическую революцию, положившую начало новой эры в жизни родного народа. Иначе и не могло быть». Сейчас с высоты прожитого и передуманного едва ли можно столь категорично судить о взглядах молодого Сергея Ожегова.

Как и всякий пылкий юноша, он, несомненно, испытывал живое влечение ко всему новому, да и талантливые филологи того времени, уже проявившие себя на преподавательской кафедре, также были вовлечены в бурные события революционных лет - вспомним хотя бы Е.Д. Поливанова, о котором говорили, что он заменяет собой весь восточный отдел иностранных сношений Советской России.

Так или иначе, но судьба ему предоставила это первое, по-настоящему мужское испытание, которое он выдержал, участвуя в боях на западе России, у Карельского перешейка, на Украине. Окончив военную службу в 1922 году в штабе Харьковского военного округа, он сразу же приступил к занятиям на факультете языкознания и материальной культуры университета.

В 1926 году он завершает курс обучения и поступает в аспирантуру. Ближайшие годы усиленно занимается языками и историей родной словесности. Участвует в семинаре Н.Я. Марра и слушает лекции С.П. Обнорского, обучаясь в Институте истории литератур и языков Запада и Востока в Ленинграде. К этому времени относятся его первые научные опыты. В Собрании С.И. Ожегова в Архиве РАН сохранился «Проект словаря революционной эпохи» - предвестник будущей капитальной работы авторского коллектива под руководством Д.Н. Ушакова, где С.И. Ожегов был одним из самых активных участников, «движителей», как называл его учитель.

Следует заметить, что научная атмосфера в Ленинграде 1920-х годов способствовала творческому росту ученого. Там преподавали его старшие коллеги и соратники: Б.А. Ларин, В.В. Виноградов, Б.В. Томашевский, Л.П. Якубинский. Старая академическая профессура, имевшая большой опыт и богатые традиции, также поддерживала первые шаги в науке молодого талантливого исследователя.

Как отметил в своей книге Л.И. Скворцов, «кроме В.В. Виноградова, представление его [С.И. Ожегова. - О.Н. ] в аспирантуру подписали профессора ЛГУ Б.М. Ляпунов и Л.В. Щерба». Это были известнейшие ученые своего времени, глубокие знатоки славянских литератур, языков и диалектов, не только теоретики науки, но и тонкие экспериментаторы, - вспомним знаменитую лабораторию фонетики, которую организовал Л.В. Щерба.

С конца 1920-х годов С.И. Ожегов работает над большим проектом - «Толковым словарем русского языка», - Ушаковским словарем, как назвали его позже. Это было время исключительно плодотворное для С.И. Ожегова. Он был буквально влюблен в словарную работу, а окружавшие его коллеги, столь разные и по своим научным интересам, и по положению: Г.О. Винокур, В.В. Виноградов, Б.А. Ларин, Б.В. Томашевский и, прежде всего, Дмитрий Николаевич Ушаков, - помогали и в какой-то мере воспитывали С.И. Ожегова. Но к одному из них он питал особые чувства, боготворил его, любил и почитал - Д.Н. Ушакова, этого легендарного русского ученого, исключительного педагога, самобытного художника, собирателя и любителя народной старины, мудрого и мужественного человека, и наконец, заботливого и чуткого отца, почти забытого сейчас.

Нам сложно понять, какая ответственность лежала на нем, когда была задумана идея издавать первый толковый словарь «советской» эпохи. Кстати, по иронии судьбы, именно за отсутствие этой самой «советскости» и, наоборот, за «мещанство» и уклонение от современных тому времени задач беспощадно критиковали этот труд противники. И какие нападки пришлось всем им вынести! Развернувшаяся дискуссия 1935 года напоминала печальную кампанию революционных лет, ставившую себе целью изгнать компетентных и самостоятельных ученых. И здесь в ход шли все методы.

Вот как об этом сообщал С.И. Ожегов в письме Д.Н. Ушакову от 24 декабря 1935 года, имея в виду М. Аптекаря, их штатного обвинителя: «Основные положения “критики”: политически незаостренный, беззубый, демобилизующий классовую борьбу <...> Хулиганско-кабацкая терминология тоже “разоружает”. Причина - неисправимый индоевропеизм, буржуазное и мелкобуржуазное мышление <...> Будет еще бой! <....> А вообще много было курьезного и преимущественно мерзкого, гнусного. Несмотря на всю гнусность <...> все эти мнения отражают хоть боком известные настроения, с которыми надо считаться, тем более что они вполне реальны».

Нелегко происходили дискуссии и среди самих авторов, с их иногда непримиримой позицией. Думается, что С.И. Ожегов и здесь был весьма способным: по своему душевному складу очень деликатный и мягкий, неспособный идти напролом, он немало помогал Д.Н. Ушакову, «сглаживая углы». Недаром в среде ушаковских мальчиков - так называли учеников Д.Н. Ушакова - он слыл большим дипломатом и имел прозвище Талейран.

С.И. Ожегов переезжает в Москву в 1936 году. Позади насыщенные аспирантские годы, преподавание в Государственном институте истории искусств, Педагогическом институте им. А.И. Герцена, позади первые «испытания на прочность»: после выхода 1-го тома Толкового словаря в Ленинграде разгорелась жесткая дискуссия, во время которой оппоненты ставили себе цель опорочить детище Д.Н. Ушакова, запретить издание словаря. Во многих письмах тех лет, с которыми нам удалось ознакомиться, прямо говорится о «политических» событиях, ожидающих его авторов.

Приехав в Москву, С.И. Ожегов очень быстро вошел в ритм московской жизни. Но главное для него, что его учитель и друг Д.Н. Ушаков был теперь рядом, а общение с ним в его квартире на Сивцевом Вражке стало теперь постоянным.

В 1937–1941 гг. С.И. Ожегов преподает в Московском институте философии, литературы и искусства. Его увлекают не только сугубо теоретические курсы, но и язык поэзии и вообще художественной литературы, произносительная норма. Недаром он вслед за Д.Н. Ушаковым, которого считали крупнейшим специалистом по стилистике речи, позже консультирует редакторов на радио. С.И. Ожегов слился с Москвой, но все-таки даже годы спустя любил бывать в городе своей юности и гостить у своего проверенного друга, талантливейшего ленинградского филолога Бориса Александровича Ларина.

В Ленинграде жили и его два брата. Их трагическая, исполненная какого-то фатального знамения судьба и потеря родных были еще одним тяжелым испытанием для С.И. Ожегова, испытанием, которое, кажется, он мужественно нес всю жизнь. Еще до войны умер его младший брат Евгений, заразившись туберкулезом. Умерла и их маленькая дочка.

Когда началась война, средний брат - Борис, проживавший также в Ленинграде, по причине слабого зрения не смог уйти на фронт, но активно участвовал в оборонительном строительстве и, оказавшись в блокадном городе, умер от голода, оставив после себя жену и двух маленьких детей.

Вот как об этом писал С.И. Ожегов своей тете в Свердловск 5 апреля 1942 года: «Дорогая тетя Зина! Наверно, не получила ты моего последнего письма, где я писал о смерти Бори 5 января. А на днях получил еще, новое горестное известие. В середине января умер Борин сын Алеша, 26 января мама скончалась, а 1 февраля Борина жена Клавдия Александровна. Никого теперь у меня не осталось. Не мог опомниться. Четырехлетняя Наташа жива, еще там. Вызываю ее к себе в Москву, м<ожет> б<ыть> удастся перевезти. Буду сам пока нянчить...» (из архива Н. С. Ожеговой).

Работа над Словарем закончилась в предвоенные годы. В 1940-м
вышел последний, 4-й том. Это было настоящим событием в научной жизни. А С.И. Ожегов жил новыми замыслами... Один из них, подсказанный Д.Н. Ушаковым, он намеревался осуществить в ближайшие годы. Это был план составления популярного толкового однотомного словаря. Но осуществление этого проекта отодвинулось на годы. Наступила война.

Ученые коллективы спешно эвакуировались в августе-октябре 1941 года. Одних, таких, как В.В. Виноградов, «неблагонадежных», отправили в Сибирь, других - просто в глубинку. Многие словарники были отправлены в Узбекистан, практически весь Институт языка и письменности. Д.Н. Ушаков сообщал позже об этом «путешествии» в письме к своему ученику Г.О. Винокуру: «Вы были свидетелем нашего скоропалительного отъезда в ночь на 14/Х. Как мы ехали? Казалось, что плохо (тесно, спали вроде как по очереди и т. д.); ...два раза в пути, в Куйбышеве и Оренбурге, нам по какому-то распоряжению выдали хлеба по огромной буханке на ч<елове>ка. Сравнить это с той массой горя, страданий и жертв, к<ото>рые выпали на долю тысячам и тысячам других! В нашем поезде один вагон - академический, другие: «писатели», киношники (с Л. Орловой - сытые, избалованные нахлебники в мягком вагоне)...»

С.И. Ожегов остался в Москве, не прекращая своих занятий. Он разработал курс русской палеографии и преподавал его студентам пединститута в военные годы, дежурил в ночных патрулях, охранял родной дом - впоследствии Институт русского языка. (В эти годы С.И. Ожегов исполнял обязанности директора Института языка и письменности.) Желая хоть в чем-то быть полезным стране, вместе с другими оставшимися коллегами он организует языковедческое научное общество, изучает язык военного времени. Многим это не нравилось, и он в письме к Г.О. Винокуру взволнованно говорит об этом: «Зная отношение ко мне некоторых ташкентцев, я и к Вашему молчанию склонен относиться подозрительно! Меня ведь винят и в болезни ДН (т.е. Ушакова. - О. Н. ), и за отказ ехать из Москвы, и за создание в Москве «общества» лингвистического, как там, кажется, называют, и еще за многое...»

Оставаясь в центре, С.И. Ожегов помогал многим своим коллегам, находившимся в тяжелейших условиях в эвакуации, возвратиться в скором времени в Москву для продолжения совместной словарной работы. Не вернулся только Д.Н. Ушаков. Последние недели его страшно мучила астма; ташкентская погода отрицательно повлияла на его здоровье, и он скоропостижно умер 17 апреля 1942 года. 22 июня того же года его ученики и коллеги почтили память Д.Н. Ушакова заседанием филологического факультета Московского университета и Института языка и письменности. В числе выступавших был и С.И. Ожегов. Он говорил о главном деле жизни своего учителя - «Толковом словаре русского языка».

В 1947 году С.И. Ожегов вместе с другими сотрудниками Института русского языка направляет письмо И.В. Сталину с просьбой не переводить Институт в Ленинград, что могло бы существенно подорвать ученые силы. Сформированный в 1944 году, по мнению авторов письма, Институт выполняет ответственные функции в деле изучения и пропаганды родного языка.

Мы не знаем, какова была реакция руководителя государства, но понимаем всю ответственность этого поступка, за которым могли последовать и иные, трагические события. Но Институт был оставлен на прежнем месте, и С.И. Ожегов занялся своим «детищем» - «Словарем русского языка». 1-е издание этого, ставшего уже классическим «тезауруса» вышло в 1949 году и сразу же обратило на себя внимание читателей, ученых и критиков.

С.И. Ожегов получал сотни писем с просьбами прислать словарь, объяснить то или иное словечко. Многие обращались к нему за консультацией, и никому ученый не отказывал.

«...Известно, что пролагающий новую дорогу встречает много препятствий», - писал знаменитый предок С.И. Ожегова Г.П. Павский. Так и С.И. Ожегов удостоился не только заслуженной похвалы и уравновешенной оценки, но и весьма тенденциозной критики. 11 июня 1950 года газета «Культура и жизнь» опубликовала рецензию некоего Н. Родионова с характерным названием «Об одном неудачном словаре», где автор, подобно критикам «ушаковских» времен, пытался опорочить Словарь, применяя все те же - политические - методы устрашения.

С.И. Ожегов написал ответное письмо редактору газеты, а копию послал в «Правду». Мы знакомились с этим 13-страничным посланием ученого и сразу же обратили внимание на подход С.И. Ожегова: он не старался унизить горе-рецензента, а предъявлял ему обоснованно жесткую аргументацию, полагался только на научные филологические принципы и в итоге одержал победу.

При жизни ученого Словарь выдержал 8 изданий, и С.И. Ожегов над каждым из них тщательно работал, выявлял ошибки и недочеты. Не без спора проходило и обсуждение Словаря в академическом кругу. Бывший преподаватель С.И. Ожегова, а позднее академик С.П. Обнорский, выступивший редактором 1-го издания Словаря, позже не смог разделить позиции С.И. Ожегова, а наметившиеся еще в конце 1940-х годов разногласия привели к устранению С.П. Обнорского от участия в этом издании.

Чтобы была ясна суть их спора, приведем небольшой фрагмент из его письма. Так, оппонент С.И. Ожегова пишет: «Конечно, всякая орфография условна. Я понимаю, что в спорных случаях можно условиться там-то писать слитно, или раздельно, или с дефисом, или с малой, или с большой буквы. С этим я соглашаюсь, как мне ни противно по Ушакову читать “причем” (ср. при этом!) [я вижу все-таки “при чем”]. Но писать “горий“ вм<есто> “горский“, “высий“ вм<есто> “высший“, “вящий“ вм<есто> “вящший“ – это произвол. Это все равно, что условиться “дело“ писать через “деко“, например. Я на такой произвол идти не могу. Пусть идет кто-нибудь другой... для которого и “корова” можно писать через два ятя и т. д.». Были и другие, не только личные, но и издательские разногласия.

Любопытен такой эпизод, почерпнутый нами из «Филологических наблюдений» Г.П. Павского. Как кажется, и он не раз встречал неодобрительные возгласы, но находил мужество отстаивать собственный взгляд. И этот пример был для С.И. Ожегова весьма показателен: «Есть люди, которым не нравится мое сличение Русских слов с словами иноземных языков. Им кажется, что при таком сличении уничтожается самобытность и самостоятельность Русского языка. Нет, я никогда не был того мнения, что Русский язык есть сборник, составленный из разных языков иноплеменных. Я уверен, что Русский язык образовался по собственным своим началам...»

Чем же интересен и полезен Словарь С.И. Ожегова? Полагаем, что это своего рода лексикографический эталон, жизнь которого продолжается и сейчас. Трудно назвать другое такое издание, которое было бы столь популярно и не только из-за того «фонда» слов и продуманной концепции, идущей со времени Д.Н. Ушакова, но и из-за постоянной кропотливой работы и грамотного «осовременивания» Словаря.

1940-е годы были весьма плодотворными в жизни С.И. Ожегова. Он много работал, а задуманные в эти годы проекты нашли удачное воплощение позднее, в 1950-е годы. Один из них был связан с созданием Центра по изучению культуры речи, Сектора, как его позже назвали. С 1952 года и до конца жизни он возглавляет Сектор, одним из центральных направлений которого стали изучение и пропаганда родной речи, не примитивная, как сейчас (вроде одноминутной прогулочной телепрограммы «Азбука»), а, если угодно, всеобъемлющая.

Он и его сотрудники выступали по радио, консультировали дикторов и театральных работников, заметки С.И. Ожегова нередко появлялись в периодической печати, он был постоянным участником литературных вечеров в Доме ученых, приглашал для сотрудничества в Сектор таких корифеев писательского дела, как К.И. Чуковский, Лев Успенский, Ф.В. Гладков, ученых, деятелей искусства. Тогда же начали выходить под его редакцией и при его участии знаменитые словари произносительных норм, к которым прислушивались, которые знали и изучали даже в далеком зарубежье.

В 1950-е годы в системе Института русского языка появляется еще одно периодическое издание - научно-популярная серия «Вопросы культуры речи», организатором и вдохновителем которой стал С.И. Ожегов. Именно на страницах этих книг появилась впоследствии нашумевшая статья Т.Г. Винокур «О языке и стиле повести А.И. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”».

В «Вопросах культуры речи» проходили апробацию работы молодых коллег и учеников С.И. Ожегова, ставших затем известными русистами-нормативистами: Ю.А. Бельчикова, В.Л. Воронцовой, Л.К. Граудиной, В.Г. Костомарова, Л.И. Скворцова, Б.С. Шварцкопфа и многих других. То внимание и уважение к начинающим талантливым исследователям, которое всегда оказывал С.И. Ожегов моральной поддержкой, дружеским участием и просто человеческой помощью, неизменно привлекало к нему людей.

И теперь открытые С.И. Ожеговым таланты, продолжатели дела своего учителя - «ожеговцы» - во многом опираются на богатые традиции, заложенные их наставником. Он умел разглядеть в человеке индивидуальность, почувствовать ее каким-то своим внутренним «осязанием». Поэтому молодое поколение, сплотившееся вокруг него - «могучая кучка» - как назвал их однажды в письме к нему К.И. Чуковский, - раскрылось еще при нем, показав и доказав свою приверженность его идеям и замыслам.

Еще одним делом жизни, наряду с изданием «Словаря русского языка», была подготовка нового научного журнала «с человеческим лицом». Им стала «Русская речь». Первый номер вышел после смерти С.И. Ожегова в 1967 году. Пожалуй, это самый многотиражный из академических журналов, пользующийся успехом и заслуженным уважением и сейчас.

Являясь глубоким академическим специалистом и ведя большую преподавательскую работу – он многие годы работал в МГУ, - С.И. Ожегов все же не был кабинетным ученым и живо откликался с присущей ему доброй иронией на те изменения в языке, которые начинали входить в словарь рядового человека в космическую эпоху. Он спокойно относился к «словесным проказам» молодежи, прислушивался к ним, хорошо знал и мог оценить литературный, применяемый в особых случаях жаргон. В статье, посвященной 90-летию со дня рождения С.И. Ожегова, одна из самых талантливых и преданных его учениц проф. Л.К. Граудина так написала о самобытном подходе ученого к миру изменяющихся слов и явлений: «С.И. Ожегов неоднократно повторял мысль о том, что нужны экспериментальные [курсив наш. - O. H. ] исследования и постоянно действующая служба русского слова. Обследования состояния норм литературного языка, анализ действующих тенденций и прогнозирование наиболее вероятных путей развития - эти стороны <...> «разумной и объективной оправданной нормализации» языка составляют важную часть деятельности отдела культуры речи и в наши дни».

Последние годы жизни С.И. Ожегова не были простыми ни в личном отношении, ни в общественном, т. е. научном, ибо наука для него была служением высоким, утраченным ныне общественным идеалам. Институтская деятельность ученого была омрачена нападками и горделивыми выпадами в его сторону. Иные, особенно искусные в интригах «коллеги» называли Сергея Ивановича «не ученым» (sic!), старались унизить по-всякому, замалчивая его роль и вклад в науку, которая, еще раз подчеркнем, не была для него личным делом, но общественно полезным.

Будь он более рациональным, практичным в своих интересах или же угодливым властям, он, без сомнения, мог иметь «лучшую репутацию», о чем так беспокоились, да и пекутся сейчас, его ученики и коллеги. Но Сергей Иванович был прежде всего искренним по отношению к самому себе и далеким от политической конъюнктуры в науке. А поколение новых «марристов» уже ступало ему на пятки и выдвигалось вперед.

Конечно, не все было так просто и однозначно, и мы не в силах, да и не вправе, оценивать это. Были те, кто до конца шел вместе с ним, в одной упряжке, и спустя десятилетия оставался преданным делу учителя, были и другие, кто отвернулся от С.И. Ожегова, как только он ушел из жизни, и примкнули к более «перспективному» деятелю, а третьи - разрушали созданное им.

Юношеский азарт, притягательная сила «электрического» взгляда, кажется, оставались с ним всю жизнь, и, может быть, поэтому он был всегда молод и отзывчив душой, чист в порывах. С.И. Ожегов обладал реальным чувством времени, где на его век, на жизнь поколения 1900-х, пришлись самые тяжелые, порой невыносимые испытания, переплетаясь с редкими годами спокойствия и размеренной, благополучной жизни.

От сладостных впечатлений счастливого детства в лоне заботливой и просвещенной семьи и наполненных живым интересом гимназических лет до страшных месяцев революции и не менее тяжелых испытаний Гражданской войной; от первой юношеской влюбленности и насыщенных замыслами и исканиями студенческих и аспирантских лет до тягостного времени репрессий, забравших и искалечивших жизни многих его учителей и однокашников; от знакомства с Д.Н. Ушаковым, ставшим ему заботливым и верным наставником; до трагических и долгих месяцев Великой Отечественной войны; от первого успеха и признания до «разносов», сплетен и пересудов, - все это фрагменты его нелегкой, но озаренной благородными помыслами жизни, где любовь - это светлое и хранящееся в тайниках души свойство - была неизменным спутником С.И. Ожегова.

Сын ученого, С.С. Ожегов, рассказывал: «Отзвуки молодости, своеобразное “гусарство” всегда жили в отце. Всю жизнь он оставался худощавым, подтянутым, внимательно следящим за собой человеком. Спокойный и невозмутимый, он был способен и на непредсказуемые увлечения. Он нравился и любил нравиться женщинам...» Его расположенность к Человеку, трогательное внимание к дамам и большая личная наблюдательность являлись неотъемлемыми чертами жизнелюбивого характера Сергея Ивановича. Оттого, наверное, он не был категоричен в своих оценках и не судил строго людей.

О его душевных качествах нам немало рассказали письма к ученому - не те, что становятся «добычей» прытких исследователей, ищущих громких имен, а те многочисленные отзывы его ныне забытых коллег, которые преисполнены самых сердечных, искренних чувств.

Один из них, работавший в конце 1950-х - начале 1960-х гг. по договору в Секторе культуры речи, Е.А. Сидоров, писал Сергею Ивановичу 19 августа 1962 года: «С чувством не только глубокого удовлетворения, но и большого удовольствия пишу я Вам эти строки, дорогой Сергей Иванович, - вспоминая последнюю нашу беседу, не длинную, но такую душевную. Она, беседа эта - как и письмо Ваше, - так меня растрогала, что сейчас вот я чуть не написал “мой дорогой друг”... Уж не обессудьте на этом! Но нельзя ведь не быть растроганным: новый наступающий - космический! (размах-то какой!) - век ничуть, видимо, не отражается на душевности таких отношений, какие, к моей неподдельной радости, установились между нами».

Помню, как в другом письме тот же ученый писал о том, что если не будет возможности оплачивать его работу для Сектора, то он по-прежнему готов трудиться для него - а значит, прежде всего для С.И. Ожегова - и просил принять уверение в этой его позиции и неизменных чувствах почтения к старшему коллеге.

Невольно возникает вопрос: а сейчас кто был бы способен бескорыстно работать за идею, для науки? Или, быть может, уже не осталось таких людей, как Сергей Иванович Ожегов, не способных заставлять работать на себя, но неизменно притягивающих к себе и глубиной своего интеллекта, и исключительной деликатностью, и уважением к собеседнику, и особым «ожеговским» обаянием.

Его облик - и внешний, и внутренний - был удивительно гармоничен, грациозен, а священническое лицо, аккуратная, с годами седая бородка и манеры старого аристократа вызывали курьезные случаи. Однажды, когда С.И. Ожегов, Н.С. Поспелов и Н.Ю. Шведова приехали в Ленинград, то, выйдя с перрона Московского вокзала, направились к стоянке такси и, благополучно разместившись в салоне, с невозмутимой элегантностью попросили водителя отвезти их в Академию (наук), но, вероятно, смущенный их видом и манерами мужчин, тот привез их в... Духовную академию.

В последние годы С.И. Ожегов не раз говорил о смерти, рассуждал о вечном. Быть может, он вспоминал и любимого им философа-идеалиста Г.Г. Шпета, запрещенного в советские времена, томик сочинений которого он имел в своей библиотеке. Наверное, перед его глазами проходили прожитые дни нелегкой жизни, где лишения шли бок о бок с надеждой и верой, поддерживавшими его в трудные минуты, подпитывавшими его страдающую душу.

Говорят, что во времена репрессий на С.И. Ожегова - не физических, а моральных, но доставлявших ему, пожалуй, еще большую боль, чем физическая, - в, казалось бы, относительно спокойные 1960-е годы, он не противостоял своим клеветникам, ибо жил по иным, духовным принципам, но будучи не в силах сдержать страдания и боль от выпадов тех, кто его окружает... плакал.

Он просил, чтобы его похоронили на Ваганьковском кладбище по христианскому обычаю. Но это желание Сергея Ивановича исполнено не было. И теперь его прах, примиренный временем, покоится в стене Новодевичьего некрополя.

Наталия Сергеевна Ожегова рассказывала, что слово «Бог» в их семье присутствовало постоянно. Нет, это не было религиозным культом, и дети воспитывались в светских условиях, но само прикосновение и мироощущение Духа неизменно сопутствовало всему тому, что делал Сергей Иванович.

В те непримиримые времена, когда государственной религией был коммунизм, а советский «ученый-интеллигент» уже имел иной облик, С.И. Ожегова называли русским барином (выражение А.А. Реформатского). Видимо, его человеческая суть внутренне противостояла окружающему миру. Он обладал своей «поступью», имел изысканные манеры и всегда следил за своим внешним видом, он даже садился по-особому, не «бухался с ног», как сейчас. Он всегда оставался все тем же простым, доступным, мягким человеком со своими слабостями.

В семье Сергея Ивановича никогда не было ханжества по отношению к религии, но, с другой стороны - не было и «показного молебна». Единственный праздник, который он свято соблюдал, - это Пасха. Тогда он ходил к Заутрене в Новодевичий монастырь...

В «Русском словаре языкового расширения» А.И. Солженицына есть такое слово - «богорадить», т.е. посвящать себя богоугодным делам. Сергей Иванович Ожегов и был таким «богорадным», «хорошим русским человеком и славным ученым», жизнь которого, все же слишком короткая, но яркая, стремительная, богатая событиями и встречами - достойна нашей памяти. Пусть хотя бы в такой малой мере, единственно возможной сейчас, как этот «этюд», мы приоткрыли тайники души и искания мудрого, почтенного ученого, человека, которого при жизни многим не суждено было понять.

Мы не раз обращались к знаменитому ученому мужу XIX столетия протоиерею Г.П. Павскому. Предисловие к 2-му изданию его книги завершается такими словами, очевидно, близкими и понятными не менее талантливому потомку, который, быть может, хранил в себе эту сокровенную мысль и следовал ей всю жизнь: «...углубляться и выискивать основание всякого дела и слова есть мое любимое занятие. А любимое дело делают про себя, не спросясь других, без особенных посторонних видов».

Мне вспоминается здесь недавняя архивная находка - «Саmро Santo моей памяти». Образы усопших в моем сознании» А.А. Золотарева - несколько исписанных убористым почерком тетрадей, где представлены образы современников, сохранившиеся в памяти автора: там есть и портреты ученых, например,
Д. Н. Ушакова, и писателей, и деятелей искусства, и духовных особ, и просто близких А.А. Золотареву знакомых. И мне подумалось: жаль, что теперь никто не пишет подобных «тетрадей»... Запись на обложке одной из них гласит: «Бог есть Вечная Любовь и Вечная Память. Любовно работать для сохранения облика усопших - работа Господня».

Наверное, у каждого россиянина дома есть громадный толковый словарь, составитель которого, Сергей Ожегов, уже давно у всех на устах. Какая жизнь должна быть у человека, чтобы он занялся толкованием различных терминов, категорий и понятий? Как повлиял составленный толковый словарь на систему советского образования? Ответы на эти вопросы, а также краткая биография Сергея Ивановича Ожегова будут приведены в нашей статье.

Юность Ожегова

Сергей Иванович был рожден 22 сентября 1900 года в поселке Каменное Тверской губернии. Родители Сергея были уважаемыми людьми. Отец, Иван Иванович, был инженером-технологом на Каменской бумажной фабрике. Мать, Александра Федоровна Дегожская, имела в своем роду знаменитого филолога и духовного деятеля Герасима Павского. Герасим был протоиреем и огромным ценителем русской словесности. Один из самых известных трудов Павского именуется "Филологические наблюдения над составом русского языка".

Когда Сергей Ожегов был еще подростком, разгорелась Первая мировая война. Из-за нее семья перебралась на территорию Петербурга. Здесь Сергей оканчивает гимназию, после чего поступает в Петроградский университет, на филологический факультет. Не проучившись и года, герой нашей статьи отправляется на фронт. Сергей Иванович, будучи членом Красной Армии, принимал участие в боях под Нарвой, в Риге, Пскове, Карелии, на Украине и во многих других местах.

В 1922 году Ожегов возвращается к учебе. Страна была малообразованной, людям требовалось овладеть искусством чтения и письма. Продолжая учиться, Сергей Иванович начинает преподавать русский язык.

Научная деятельность

В 1926 году Сергей Иванович оканчивает обучение в университете. По представлению своих учителей он поступает в аспирантуру института истории языков и литератур при ЛГУ - Ленинградском университете.

Сергей Ожегов занялся углубленным изучением лексикологии, истории грамматики, орфографии и даже фразеологии. Главным объектом научных изысканий Сергея Ивановича становится русская разговорная речь - со всеми ее особенностями, акцентами, сленгами и диалектами.

Занимаясь составлением научных работ, Сергей Ожегов параллельно преподает в педагогическом институте им. Герцена. Работу над знаменитым "Толковым словарем" он начинает в конце 20-х годов.

Жизнь во время войны

Редактором издаваемого Ожеговым словаря был Дмитрий Ушаков. Все 4 тома, выпущенные Сергеем Ивановичем, вошли в историю культуры как "Словари Ушакова".

В 30-е годы Ожегов переезжает в Москву, где начинает преподавать в Институте искусства, философии и литературы. Спустя три года Сергей Иванович получает статус научного сотрудника в этом институте.

Во времена Великой Отечественной войны Ожегов занимает должность временно исполняющего обязанности директора в Институте культуры и литературы. Тогда же он разрабатывает и внедряет в программу курс русской палеографии - науки о древних письменах. Сергей Иванович развил и собственное палеографическое направление, связанное с языком военного времени.

О словаре русского языка

Основным трудом Ожегова является его знаменитый толковый словарь, в котором собраны правила написания, произношения, а также определения более чем 80 тыс. выражений и слов. Первоначально Сергей Иванович задумывал создать небольшой словарь с краткими описаниями основных русских понятий и словесных категорий. Однако первое издание книги, вышедшее в 1949 году, вызвало в обществе такой восторг, что решено было расширить работу.

С 1949 по 1960 год словарь издавался 8 раз. Вся биография Сергея Ожегова тесно связана с работой над словарем. Советский ученый дополнял свой труд до конца жизни: постоянно вносил поправки, изменения и доработки.

Сегодня "Словарь русского языка" лингвиста Сергея Ожегова включает в себя больше 80 тыс. различных выражений и слов. Каждая новая версия словаря отражает изменения в русской лексике.

Служба русского языка

В 1958 году Сергей Иванович Ожегов создал Справочную службу русского языка. Организация появилась на базе Института русского языка. Ее целью была пропаганда грамотной речи. В саму службу можно было подавать запросы о правильности написания отдельных слов или выражений. Все полученные данные вносились в книги научно-популярной серии "Вопросы культуры речи", которая выходила с 1955 по 1965 год.

Наряду с наполнением "Словаря русского языка" Сергей Иванович занимался написанием журнала "Русская речь". Это многотиражное академическое издание, первый выпуск которого появился лишь в 1967 году, после смерти Ожегова. Журнал до сих пор пользуется уважением. Им как справочником по многим вопросам пользуются филологи, писатели, публицисты и прочие лица, которым небезразлична судьба родного языка.

Ожегов о русском языке

Составители краткой биографии Сергея Ивановича Ожегова, а именно его современники, лестно отзывались об ученом. По их словам, Ожегов не был кабинетным исследователем. Его нельзя было назвать и консерватором. Наоборот, Сергей Иванович с пониманием и даже интересом относился к нововведениям в языке. Ему не были чужды неологизмы, заимствования из других языков и даже молодежные "словесные проказы". Ожегов хотел лишь узнать происхождение новых фраз или слов, понять их смысл и значение.

Совместно с Александром Реформатским герой нашей статьи создал знаменитую "Картотеку русского мата". Это было не просто собрание нецензурных выражений, а научное исследование отдельных элементов древнейшего языкового обихода. Именно Ожегов начал рушить стереотип о том, что мат является элементом монгольского языка. Множество доказательств, собранных Сергеем Ивановичем, указывают на то, что русская нецензурная брань исходит из славянской категории индоевропейской языковой группы.

Отношения с лингвистами

Существует множество интересных фактов о Сергее Ожегове. Так, доподлинно известно, что Сергей Иванович иногда вступал в конфликты со своими коллегами. Причина тому - новаторский научный стиль знаменитого лингвиста, который явно не устраивал консервативных советских ученых.

Ожегов лояльно относился ко всем нововведениям и дополнениям в русском языке. Именно этим он не был похож на остальных филологов, целью которых была некая "уравниловка". Сергей Иванович выступал за сохранение множества диалектов, а также за принятие всего нового. Советские ученые имели противоположный подход.

Удостоился нелицеприятной критики и главный труд Сергея Ивановича - его знаменитый толковый словарь. Советский филолог Родионов в газете "Культура и жизнь" написал рецензию - "Об одном неудачном словаре". Впоследствии между Родионовым и Ожеговым разгорелась нешуточная полемика, итогом которой многие ученые признали безоговорочную победу Сергея Ивановича.

Личная жизнь

Биография Сергея Ивановича Ожегова содержит в себе и некоторые сведения о его семье. Известно, что у знаменитого лингвиста было двое братьев. Евгений, младший брат, скончался от туберкулеза еще до войны. Борис, средний брат, умер от голода в блокадном Ленинграде.

Сергей Иванович женился на студентке филологического факультета педагогического института. Детей у Ожеговых не было, а потому было принято решение удочерить пятилетнюю племянницу Сергея Ивановича.

Герой нашей статьи дружил со многими известными деятелями культуры: Львом Успенским, Корнеем Чуковским, Федоров Гладковым и многими другими. Ожегов часто выступал на радио, публиковал заметки в журналах и даже консультировал театральных работников.

Скончался ученый от инфекционного гепатита в 1964 году. Урна с прахом Ожегова хранится в некрополе Новодевичьего кладбища.

К 110-летию со дня рождения Сергея Ивановича Ожегова

«Многие русские слова сами по себе излучают поэзию, подобно тому, как драгоценные камни излучают таинственный блеск».

К.Паустовский

Имя Сергея Ивановича Ожегова принадлежит к тому счастливому кругу имен, которым суждена долгая жизнь и широкая известность далеко за пределами специальной науки, известность и любовь поистине всенародные. Это имя прочно вошло в сокровищницу русской национальной и советской культуры. С.И.Ожегов стал тем, кого в других странах с любовью и гордостью называют «человек-словарь».

Составление и редактирование словарей – вот та сфера деятельности, в которой ученый, лингвист от Бога, оставил неповторимый – ожеговский – след. В 1950 -1960-е н е было ни одного мало-мальски заметного лексикографического труда, в котором Сергей Иванович не принимал бы участия – либо как редактор (или член редакционной коллегии), либо как научный консультант, либо как непосредственный автор-составитель.

Чтобы говорить и писать грамотно, понимать значение слов, появляющихся ежеминутно, нужен чёткий ориентир - авторитетный и в то же время доступный источник. В нашей стране таким источником на протяжении полувека является «Словарь русского языка» Сергея Ивановича Ожегова. Не будет большим преувеличением сказать, что он стоял на полке почти в каждой советской семье и сохранился в некоторых нынешних. Его автор, Сергей Иванович Ожегов, посвятил своему детищу практически всю жизнь.

Он мог бы вместе с поэтом воскликнуть: «Я памятник себе воздвиг…». Только при жизни составителя его однотомный «Словарь русского языка», вышедший в 1949г. под общей редакцией академика Обнорского (1888-1962) выдержал шесть изданий. А всего за 40 лет переиздавался двадцать два раза, неоднократно – в зарубежных странах.

Если в вашем доме нет словаря Ожегова, никому не сознавайтесь: упрекнут в бескультурье. Ежели эта книга вдруг не ответит на ваш вопрос, то и тогда поможет Сергей Иванович. Справочная служба русского языка, созданная еще в 1956 году им самим, и филологи окажут вам экстренную лингвистическую помощь. Более 5 тысяч телефонных и письменных обращений ежегодно поступает в "службу спасения" Института русского языка им.В.В.Виноградова РАН (http://www.ruslang.ru/).

В "Русском словаре языкового расширения" А.И.Солженицына есть такое слово "богорадить", то есть посвящать себя богоугодным делам. Сергей Иванович Ожегов и был таким "богорадным", "хорошим русским человеком и славным ученым" (высказывание Бориса Полевого о С.И.Ожегове), жизнь которого, все же слишком короткая, но яркая, стремительная, богатая событиями и встречами, - достойна нашей памяти.

Случайные статьи

Вверх